Каким должен быть богослужебный язык в украинских храмах
Ответ на статью с претензией на богословский анализ языковой проблемы.
Киево-Печерская лавра. Памятник свв. Кириллу и Мефодию. © Юлия Мягкая/Православная Жизнь
Каким должен быть богослужебный язык в украинских храмах. Ответ на этот вопрос достаточно прост и, в принципе, не требует каких-либо особых богословских изысканий или подробного экскурса в историю Церкви. Общеизвестно, что с момента Крещения Руси и по сегодняшний день богослужение в Православной Церкви, на территории современной Украины, проводилось исключительно на церковнославянском языке, т.е. на том, который принесли с собой в славянские земли равноапостольные братья Кирилл и Мефодий. И лишь в самое последнее время своей новейшей истории Украинская Православная Церковь наряду с церковнославянским языком стала использовать в богослужении также литературный украинский язык.
Собственно, на этом можно было бы и закончить материал на данную тему, если бы не так давно, а точнее – сразу после нашумевшего декабрьского собрания духовенства Киевской митрополии, на одном ресурсе (1) не появилась статья с претензией на богословский анализ языковой проблемы в Православной Церкви Украины, автор которой с удивительной легкостью пришел к буквально ошеломляющему выводу о том, что церковнославянский язык является чуждым языком для украинского православия.
И все же для неискушенной публики «логика» автора этого утверждения может показаться достаточно привлекательной.
Во-первых, он утверждает, что общение с Богом может вестись на любом языке, в том числе и украинском, русском и других, на которых люди разговаривают в быту, в повседневной жизни. В этом смысле для этнического украинца обращение к Господу на родном, украинском языке, подчеркивает его национальную идентичность и потому является наиболее гармоничным в отношениях с Творцом.
Во-вторых, автор данного материала настаивает на том, что, с одной стороны, церковнославянский язык, как минимум, несовершенен и поэтому труден для понимания современному человеку, а с другой – тот церковнославянский язык, на котором совершается богослужение в Украинской Православной Церкви, является его «московской разновидностью», в то время как для украинского уха лучше бы подошла его южнорусская версия.
А вот теперь давайте проанализируем эту аргументацию, в которой очень умело перемешаны правда и ложь.
Зачем нужен церковнославянский язык?
Грамматика Мелетия Смотрицкого
В первую очередь некорректно подчеркивать утверждение о делении церковнославянского языка на северно-восточное и южное наречие. Ведь такое деление вполне могло иметь место в церковной истории, т. к. в древности, до установления единых правил правописания, переписчики богослужебных книг использовали в своей работе обороты речи, термины и словосочетания, характерные для местности их проживания. Однако автор статьи не потрудился убедить своего читателя в том, что эти «ошибки» переписчиков были настолько существенны, что в итоге разделили богослужебный церковнославянский язык на две разновидности.
Более того, автор этой «оригинальной» концепции не стал себя утруждать и тем, чтобы дать точную и конкретную информацию по поводу якобы имевшего место быть запрета в XVIII веке на употребление именно южнорусского варианта церковнославянского языка. Да и зачем это было нужно, когда его главная цель состояла в том, чтобы вызвать у неискушенного читателя негодование по поводу притеснения всего украинского? Конечно, попытка надавить на эмоции может произвести краткосрочный эффект, но все же работа, претендующая на богословский анализ, должна базироваться на фактах, а не на эмоциях. А факты – вещь упрямая, и они говорят нам о том, что в 1619 году в г. Евье (ныне Вевис под Вильнюсом) вышла первая систематизированная «Грамматика» церковнославянского языка Милетия Смотрицкого, которая, по мнению большинства современных экспертов, была основным учебником церковнославянского языка вплоть до 1-й четверти XIX века и основным учебником грамоты для широких масс населения Российской Империи, в том числе и украинцев. Даже после выхода в свет «Российской грамматики» М. В. Ломоносова, работа Смотрицкого учитывалась авторами ряда последующих славянских грамматик, изданных за границей, например Стефана Вуяновского (Вена, 1793) или Авраама Мразовича (Вена, 1794).
Без всякого сомнения, труд Смотрицкого оказал огромнейшее влияние на развитие русской и украинской филологии. Множество его правил орфографии и пунктуации сохраняются в современном украинском литературном языке. Причем сам Смотрицкий принадлежал Киевской богословской школе (его считают одним из первых ректоров Киевской братской школы, основанной в 1615–1616 гг.), по образцу которой строилось обучение фактически во всех духовных заведениях Российской Империи. Кстати, «Грамматика» Смотрицкого была переиздана в Москве только в 1648 году.
Так что если уж и говорить о якобы имевшем место притеснении одной из разновидностей церковнославянского языка (что на самом деле более чем сомнительно), то учитывать нужно притеснение северной его разновидности и доминирование южной, более понятной для украинцев.
А вот в чем можно согласиться с автором этой своеобразной концепции, так это в том, что церковнославянский язык действительно не лишен недостатков: многие наши выдающиеся церковные деятели неоднократно обращали внимание на несовершенство тех или иных церковно-славянских текстов.
Так, например, на неясность некоторых церковнославянских текстов указывал еще святитель митрополит Филарет (Дроздов). В частности, он писал: «Неясность славянского перевода Библии в некоторых местах, особенно Ветхого Завета, есть простая естественная причина, которая желающих уразуметь Священное Писание побуждает обращаться, по мере их возможности, к другим текстам, оригинальным или переводным, на родных языках…»
Вот только никогда ни один святой, ни одни иерарх или богослов в нашей Церкви не призывал из-за этого к отказу от богослужения на церковнославянском. В том числе и сам свт. Филарет выступал не за упразднение церковнославянского языка, а за то, чтобы сделать его более понятным для своих современников. «Сколь нужно для веры и назидания народа, чтобы язык богослужения был понятен, – отмечает святитель, – столько же нужно стараться о том, чтобы язык славянский, как богослужебный, продолжал быть понятным народу и не сделался мертвым».
На самом деле церковнославянский язык очень гибок и на протяжении церковной истории он претерпевал постоянные изменения, становясь все более и более понятным для населения. Причем эти изменения настолько существенны, что современному церковному человеку был бы не понятен аутентичный язык святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, который, кстати, утерян, и его восстановление является труднейшей задачей для церковных историков, лингвистов и литургистов (2).
Так что сегодня мы с полной уверенностью можем говорить о том, что церковнославянский язык является продуктом высочайшего богословского творчества Церкви. Причем творчества, не прекращающегося и по сей день.
Но вот в чем опять лукавит автор исследуемого нами материала, так это в том, что церковнославянский язык якобы считается в Церкви «сакральным», а точнее – таким, на котором только и можно проводить православное богослужение. Очевидно, что, приписывая православным такое отношение к языку богослужения, нам хотят против нашей же воли навязать нечто вроде ереси трех языков, утверждавшую наличие неких сакральных языков, специально предназначенных для богообщения. Хотя каждый православный человек знает, что еще в конце I тысячелетия святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий осудили это заблуждение. Так, в полемике с латинскими епископами свт. Кирилл говорил: «Не идет ли дождь от Бога равно на всех, не сияет ли для всех солнце, не равно ли все мы вдыхаем воздух? Как же вы не стыдитесь лишь три языка признавать, а прочим всем народам и племенам велите быть слепыми и глухими? Скажите мне, зачем делаете Бога немощным, как если бы не мог дать (народам своего письма) или завистливым, как если бы не хотел дать? Мы же знаем многие народы, что владеют искусством письма и воздают хвалу Богу каждый на своем языке. Известно, что таковые: армяне, персы, абхазы, грузины, согдийцы, готы, авары, турки, хазары, арабы, сирийцы и иные многие» (Житие Константина-Кирилла, чтение).
Именно поэтому в Украинской Православной Церкви, в тех общинах, где большинство членов выступают за богослужение на украинском языке, такие службы проводятся без каких-либо препятствий и тем более запретов.
И все же: какой язык лучше использовать для богообщения?
Во-первых, нет и не может быть никакого сомнения в том, что Господь слышит обращенные к Нему молитвы на любом языке. Для богообщения первостепенное значение имеет не язык молитвы, а чистота сердца человека: «Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит», – говорит нам псалмопевец Давид. Для Господа важно не то, на каком языке к Нему обращается человек, а то, что у этого человека на сердце. Покаянный плач человека о своих грехах – вот что является главнейшим условием богообщения в христианстве. И этот плач может выражаться без каких-либо слов, ибо о сокрушении сердца скорее будут свидетельствовать слезы покаяния, а не произнесенные словеса. Именно поэтому Христос так часто осуждает в лицемерии книжников и фарисеев, которые любили особенно долго молиться, представляясь людям на словах праведниками и безупречными исполнителями закона, в то время как их душа противилась заповедям Евангелия. «Горе вам книжники и фарисеи, лицемеры – слышим мы грозные слова Спасителя, – что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты. Так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония» (Мф. 23:27, 28).
Если вы решили войти с Богом в общение, то в первую очередь нужно подумать о покаянии, к которому призвал нас Господь: «С того времени Иисус начал проповедывать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4:17). И только потом следует думать о языке, на котором вы собираетесь молиться. А вот подчеркивать свою национальную идентичность в Церкви вообще не стоит, ибо это противоречит заповеди апостола, гласящей, что во Христе: «…нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3:11).
Проблема заключается в том, что деление людей по языковому и национальному признаку по самой сути своей противно Евангелию и природе Церкви Христовой, войдя в которую мы все призваны объединиться возле Святой Чаши, стать едиными во Христе, сотелесными Ему, должны забыть обо всем, что разделяет людей в этом мире. Войдя в Церковь, мы должны присоединиться к ее неотмирной природе. Церковь призвана преобразить мир, человека, а не жить по законам падшего, несовершенного мира. Вот почему в Евангелии, да и во всем Новом Завете, так часто подчеркивается мысль о невозможности дружбы с миром страстей и греха. «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол. 2:8), – предупреждает христиан апостол.
Безусловно, Церковь освящает, принимает в себя все лучшее, что есть в национальном предании и не противоречит ее учению, но все же Христос пришел на эту грешную землю не для того, чтобы возвысить и освятить ту или иную нацию, чего, собственно, от Него и ждали иудеи. Он явился для того, чтобы спасти всякого человека, вне зависимости от его национальной принадлежности. Вот почему Церковь не может служить ничему временному, тленному, преходящему. Дело Церкви – спасать всякого человека во Христе, а не отстаивать (освящать) интересы нации и государства. Пройдут века, когда ни времени больше не будет, ни наций, ни государств, ни нашей матушки Земли, а Церковь Христова не прекратит свое бытие. По слову прп. Максима Исповедника: «Церковь есть средоточие вселенной, среда, в которой решаются ее судьбы. Она возрастает и формируется в истории, вводя в свое лоно избранных и соединяя их с Богом. Мир стареет и ветшает, а Церковь непрестанно оживляется и обновляется Духом Святым, источником ее жизни. В определенный момент, когда Церковь достигнет полноты своего роста, установленного волею Божией, внешний мир, истощив все свои жизненные силы, умрет, и Церковь явится тогда в своей вечной славе Царствием Божиим» (3).
В этом смысле церковнославянский язык, который никогда не был разговорным, а создавался именно как язык православного богослужения для славян, отвечает именно требованию НЕОТМИРНОСТИ христианства. Наверное, поэтому во многих христианских Церквях (Черногории, Боснии, Сербии, Словении, Белоруссии, Украины, Болгарии, Чехии, Польши, Хорватии, России, Грузии, Греции) верующие до сих пор предпочитают молиться не на своих родных, разговорных языках, а на тех, которые позволяют им отрешиться от мира страстей, помогают не забывать о том, что они, христиане, – не от мира сего! И помнить главную цель человеческой жизни, которая только и достигается в Церкви путем жизни по заповедям Евангелия. И цель эта – спасение души и последующее ОБОЖЕНИЕ всего человека, а не подчеркивание своей национальной идентичности.
Именно поэтому сегодня, в условиях полного обмирщения секулярного общества, христиане в нашей стране так дорожат своим богослужебным языком, который играет роль некого буфера между миром страстей и миром Евангелия. И без церковнославянского языка почувствовать эту разницу, помнить о ней и о том, что нельзя служить двум господам – Богу и мамоне (Мф. 6:24), нам было бы намного сложнее.
Во-вторых, проблема применения украинского языка на богослужении неминуемо сталкивается с недостаточно разработанным богословским аппаратом данного языка. Для сравнения возьмем лишь один из примеров общеизвестной молитвы, звучащей на церковнославянском так: «Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
А вот как эта молитва произносится в одном из молитвословов Греко-Католической Церкви: «Слава Отцю, і Сину, і Святому Духу. Як було на початку, і нині, і повсякчас, і на віки вічні. Амінь» (4).
При всем уважении к украинскому языку я вынужден отметить, что, по крайней мере, в центральной Украине так не разговаривают и не молятся.
А вот, например, перевод этой молитвы на украинский язык, взятый из миссионерского труда «Тлумачний путівник Божественною Літургією святителя Василія Великого» митрополита Ионафана (Елецких): «Слава Отцю і Сину і Святому Духу нині і до віку, і на вічні віки! Амінь» (5).
Чувствуете разницу? На мой взгляд, данная молитва вообще не нуждается в переводе. Но еще труднее сказать, какой из трех вариантов более органичен для украиноязычного богослужения. И это всего лишь одна из самых простых и коротких молитв. А что уже говорить обо всем богослужебном своде Православной Церкви. Достаточно только взглянуть на объем богослужебной Минеи (которая до сих пор не переведена на украинский язык), для того чтобы понять простую вещь – это работа не на одно десятилетие.
В-третьих, на самом деле понятность православных молитвословий, в первую очередь, зависит вовсе не от языка, а от знакомства человека с ветхозаветной и новозаветной историей. Увы, но тот, кто ни разу не брал в руки Библию, не поймет большинства богослужебных текстов Православной Церкви.
И последнее: не стоит забывать о том, что «дар языков», который имел место в Церкви в апостольские времена и способствовал распространению христианства по всей земле, со временем был упразднен за ненадобностью. Это случилось после того, как тексты Священного Писания (в первую очередь новозаветные) получили широкое распространение в письменном варианте на греческом языке – основном языке межнационального общения среди народов Римской империи. Конечно, в дальнейшем тексты Священного Писания переводились на разные языки, но в богослужебной практике разноязычие не поощрялось уже апостолом Павлом в силу того, что оно вносило хаос и неразбериху в строй богослужения, которое совершалось с среде людей, говорящих на разных языках и наречиях. Причем апостол говорил об этих проблемах уже в I веке: «Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнающие или неверующие, – то не скажут ли, что беснуетесь?» (1 Кор. 14:23).
Иеродиакон Иоанн (Курмояров)
1. До питання мови в українській православній традиції
2. Архиепископ Выборгский Кирилл (Гундяев). К вопросу о реконструкции Кирилло-Мефодиевского перевода Священного Писания // Журнал Московской Патриархии. № 3, 1981.
3. Лосский В. Н. Боговидение. Очерки мистического богословия восточной Церкви. М.: АСТ, 2003. С. 249.
4. Щоденно з Богом. К.: «Католицький Медіа-Центр», 2011. С. 11.
5. Митрополит Тульчинський і Брацлавський Іонафан (Єлецьких). Тлумачний путівник Божественною Літургією святителя Василія Великого. Досвід викладення молитвословій та єктеній українською мовою з історико-богословським коментарем. Євхаристологічні статті
Латинский язык (lingua Latina)— один из древних языков индоевроп. семьи, вместе с др. языками Италии составлявший т.н. италийскую группу; в период античности — язык народов Римской империи; в эпоху Средневековья — язык книжной культуры Зап. Европы; вплоть до наст. времени — офиц. язык Католической Церкви и гос-ва Ватикан.
Первоначально Л.я. был языком племени латинов, населявших терр. Лация на Апеннинском п-ове, центром которой стал Рим. К нач. I в. до н.э. Л.я. стал общим для всего населения Италии и начал распространяться на завоеванных к этому времени Римом средиземноморских терр. (Испания, Сев. Африка и др.) в качестве гос. Языка.
Первые письменные свидетельства о существовании Л.я. относятся к VII в. до н.э.; в осн. это надписи, дающие представление об архаическом разговорном языке. С III в. до н.э. появляются лит. памятники на Л.я. — эпические поэмы Невия и Энния, комедии Плавта и Теренция. I в. до н.э. характеризуется как эпоха классического лит. Л.я., за совершенство грамматики, разнообразие жанровых и стилистических средств получившего название золотой латыни. К этому периоду относятся непревзойденные образцы античной лит-ры: соч. Цицерона, Юлия Цезаря, Вергилия, Горация, Овидия, Катулла и мн. др. В I в. н.э. завершилось создание единых языковых нормативов для лат. поэзии и прозы (т.н. серебряная латынъ); традиции классического лит. Л.я. были продолжены в соч. Сенеки, Тита Ливия, Тацита, Петрония, Марциала, Ювенала. Л.я. II—IV вв., называемый также поздней латынью, характеризуется усилением проникновения элементов разговорного языка в лит. формы. Важнейшим событием этого периода стало появление христ. латыни. Именно в этом качестве Л.я. обеспечил себе многовековую жизнь, став языком литург. текстов и молитв для миллионов христиан катол. вероисповедания.
Хотя на терр. бывш. Зап. Рим. империи существовали и языки варваров-покорителей, разговорный Л.я. как язык культ, традиции в конгломерате племенных говоров оставался главенствующим вплоть до кон. VI в. Однако полит, и эконом. разобщенность отд. частей Европы в Средние века способствовала все большей языковой изоляции. Постепенно речь населения в отд. областях бывшей империи начала различаться столь значительно, что можно говорить о формировании самостоятельных нац. языков: это группа романских яз., основой для которых послужил разговорный Л.я. (первые письменные свидетельства итал., исп. и франц. разговорных языков датируются VIII в. н.э.). Но и позже, на протяжении истории всех европ. языков, Л.я. продолжал оказывать существенное влияние на их грамматику и лексику.
В своей лит. форме латынь на терр. Европы была общим языком во всех обл. науки, образования, межгос. отношений. Обширная ср.-век. лит-pa, получившая название латинской, включает ист. хроники (История франков Григория Турского, История готов Иордана), романы и сборники новелл (Деяния римлян), многочисл. поэмы и сборники песен (Carmina Вигапа) и мн. др. Осн. место в ср.-век. лат. лит-ре принадлежит трудам христ. богословов и историков Церкви.
Во времена Каролингского возрождения Карл Великий объединил в Палатинской академии крупнейших ученых всего христ. мира, которые собирали и изучали рукописи классических лат. авторов и старались в своих произведениях воспроизвести их стиль; так, Эйнхард написал Vita Caroli Magni(Жизнь Карла Великого) в подражание Жизнеописаниям 12 цезарей Светония.
Эпоха Возрождения (XIV-XVI вв.) характеризуется, в частности, обращением ее деятелей к латыни классического периода как к живому языку. На Л.я. написан ряд произведений Данте, Петрарки, Боккаччо — создателей итал. лит. языка; на латыни писали Н. Коперник, Дж. Бруно, Г. Галилей, Т. Кампанелла, Томас Мор, Эразм Роттердамский и мн. др. Ср.-век. латынь гуманисты считали «испорченной» по сравнению с образцами античной лит-ры. Однако, хотя возрождение деятелями этой эпохи Л.я. классического периода было довольно длительным, оно не могло остановить развитие и совершенствование нац. языков: к XVIII в. в светской литературе они окончательно вытеснили Л.я.
В области науки и образования Л.я. удерживал позиции почти во всех странах Зап. Европы до кон. XVIII в. (труды Р. Декарта, Ф. Бэкона, И. Ньютона, К. Линнея, Р. Бошковича, М.В. Ломоносова и др.). В XVIII в. на основе Л.я. формировалась науч. и техническая терминология во всех отраслях знания. Лишь с XIX в. латынь как язык науч. сочинений уступила место нац. языкам. До наст. времени благодаря четкой, почти исключающей полисемию, системе словообразования Л.я. остается незаменимым источником для формирования научно-терминологической базы, постоянно пополняемой лексическими новообразованиями, отражающими изменения в понятийной и предметной сферах. Для новых языков Л.я., наряду с греческим, является также базовым при формировании интернац. лексики.
В качестве основы для изучения новых европ. языков и знакомства с античным наследием Л.я. до наших дней остается важной частью европ. образования. Уже много лет в разных странах Европы проводятся симпозиумы «Colloquia didactica classica», издаются журналы по вопросам преподавания древних языков (Vox Latinaи др.).
Латинский язык в России
В Россию традиции Л.я. проникли сравнительно поздно.
В XVI в. лишь немногие гос. служащие (напр., в Посольском приказе) владели Л.я. Включение в состав Рос. гос-ва Украины и Белоруссии, где имелись давние традиции латиноязычного образования и науки, привело к появлению в Москве церк. деятелей, получивших образование в учебных заведениях Зап. Европы (Симеон Полоцкий, Епифаний Славинецкий, Паладий Роговский, Арсений Грек и др.). Регулярное преподавание Л.я. в России началось с учреждения в Москве в 1687 Славяно-греко-лат. академии. В дальнейшем Л.я. преподавался как обязательный предмет в ун-тах, гимназиях и семинариях вплоть до 1918; знание Л.я. во многом способствовало усвоению Россией наследия западноевроп. цивилизации. В сов. время эта традиция была прервана почти на 70 лет (изучение Л.я. сохранялось лишь в ун-тах и ин-тах для некоторых категорий специалистов). С нач. 1990-х в России наблюдается возрождение интереса к Л.я. и он вводится в программу некоторых гуманитарных колледжей и гимназий (напр., С.-Петерб. классическая гимназия, гимназия Греко-лат. кабинета Ю.А. Шичалина в Москве).
Латинский язык в Церкви
Начало христианской латыни. Памятниками разговорного Л.я. христ. общин являются многочисл. надгробные надписи, сохранившиеся на терр. бывшей Рим. империи. Самые ранние из письменных латиноязычных соч., датируемые кон. II — нач. III в., обнаруживают довольно развитое состояние раннехрист. латыни; это происходящие из Сев. Африки Passio martyrum Scillitanorum, Passio Felicitatis et Perpetuae, а также сочинения Тертуллиана, диалог Октавий Минуция Феликса, соч. Киприана Карфагенского. Сравнительно рано переводились на Л.я. и фрагменты Св. Писания. Тем не менее греческий еще долго оставался офиц. языком рим. христиан: латынь не появлялась в офиц. посланиях рим. епископов до нач. III в., а в Евхарист. литургии — до сер. IV в.
Первые латинские переводы Библии. Стиль и язык ранних лат. переводов Библии, появившихся к нач. III в., с точки зрения классических норм были «экзотическими»; зачастую они не соответствовали общепринятым правилам грамматики и стилистической практике лит. латыни. В них до некоторой степени еще сохранялся семитский характер свящ. текстов, причем не только в книгах ВЗ, но также (хотя и в меньшей мере) в НЗ. В отличие от античной традиции, строго разграничивавшей лит. и разговорный стили, в этих переводах отчетливо ощущается общее влияние разговорного языка христ. общин и их литературы.
Нар. характер языка древних лат. переводов Библии отражает осн. специфику раннехрист. латыни. В Л.я. возник целый пласт неологизмов для обозначения христ. понятий: salvator (спаситель), carnalis (плотский), spiritualis (духовный), vivificare (животворить), glorificare (славословить), sanctificare (освящать) и мн. др. Еще чаще уже существовавшие лат. слова приобретали в христ. кругах новое значение: слово sacramentum,первоначально имевшее значение клятвы, стало означать церк. таинство; глагол confiteri, сохраняя классическое значение «сознавать, признавать», получил новое — «исповедовать». Более того, результат изолированного, особого образа жизни первых христ. общин в окружающем мире не ограничивался созданием неологизмов и семантических новаций для обозначения собственно христ. понятий: эти общины также создали новые слова для общих понятий, не связанных с христианством. Возможно, мн. из них образованы первыми переводчиками Библии в стремлении как можно точнее следовать оригиналу: agniculus (агнец), appretiare (оценивать), beneplacitum(благоусмотрение), cervicatus(упрямый) и мн. др. Эти слова стали общеупотребительными в разговорной речи христиан· в языческих текстах они не встречаются.
Помимо этого, в христ. латыни существовало множество греческих (angelus— ангел; apostolus— апостол; baptisma— крещение; ecclesia— церковь) и некоторое количество древнееврейских (gehenna— геенна) заимствований для обозначения конкретных библ. понятий. Эти термины представляют собой наследие первого, «греческого» периода существования христианства на Западе; благодаря необычной форме они отличают собственно христ. понятия от аналогичных понятий в языческом мире.
Развитие христианской литературной латыни. Создателем лит. формы христ. Л.я. считается Тертуллиан, и именно он уже в нач. III в. первым ввел в свои соч. элементы христ. разговорного языка; позже его примеру последовал Киприан Карфагенский. В IV в. Лактанций указывал на обилие в языке и стиле переводов Библии новаций христ. периода; сам он, обращаясь к кругу образованных читателей, пытался (не всегда успешно) избегать использования элементов христ. разговорного Л.я.
После Миланского эдикта (313) начался новый период развития раннехрист. латыни. Прекращение преследований христиан привели к вхождению в Церковь множества новообращенных, к взаимопроникновению Церкви и мира и, как следствие, к обогащению лит. языка. Большая языковая свобода позволила более терпимо отнестись и к лингвистической традиции дохрист. эпохи; в богосл. лат. терминологии, создаваемой в это время Амвросием Медиоланским, Августином, Иларием Пиктавийским, кроме греч. христ. заимствований, наблюдается и влияние античной греч. философии, особенно неоплатонизма.
Приблизительно в 382-405 Иероним с поразительным стилистическим чутьем адаптировал ранние переводы Библии к сформировавшемуся христ. Л.я. IV в.; сохраняя архаический стиль переводов, он убрал устаревшие элементы только в тех случаях, где их употребление мешало пониманию текста. В результате появилась Вульгата Иеронима, ставшая для последующих поколений образцом восприятия стиля Библии как независимой традиции, осн. на ранней христ. языковой практике, и примером сохранения этой традиции.
В Зап. Церкви греч. яз. сохранял свои позиции в литургии в течение неск. веков, поскольку раннехрист. латынь, испытывавшая сильное влияние нар. разговорного языка, несомненно, рассматривалась римлянами как неподходящая для свящ. использования. Именно Рим, наиболее тесно связанный со старой языческой традицией, долее всего сопротивлялся введению латыни в литургию. Лишь после того, как христ. латынь полностью сформировалась как лит., и особенно библ., язык, раннехрист. общины начали вводить латынь в литургию.
Большинство характерных стилистических особенностей, которые превратили латынь рим. литургии в свящ. язык (синтаксический параллелизм, лапидарная структура предложений, аккумуляция синонимов и почти юридическая точность в способе выражения), заимствованы из старой свящ. традиции языческого Рима. В каноне мессы и в молитвах употребляются мн. древнерим. сакральные термины (напр., вместо более распространенного в разговорной речи христиан глагола orare— молиться — употребляется древнерим. precari). Традиционные офиц. рим. термины pontifexи antistesупотребляются вместо episcopus (епископ); древнерим. praesul— вместо presbyter(пресвитер). Очевидно, лексика христ. разговорного языка в IV-V вв. воспринималась как бытовая. Для свящ. языка необходим был др., малоиспользуемый словарный состав, др. структура предложений и стиль, не употребляемый в повседневной жизни. Древние сакральные термины и стилистические приемы, прежде отвергавшиеся раннехрист. общинами из-за их связи с язычеством, теперь воспринимались как особые торжественные элементы, соответствующие свящ. молитвам Церкви.
Так в течение IV-V вв. возник литург. язык и стиль Рим. Церкви, который зародился на базе раннехрист. и библ. латыни, но использовал и наследие древнерим. стиля молитвы. Величие Библии и древнерим. gravitas (торжественность), сливаясь, образовали новый литург. стиль, оказавшийся жизнеспособным в течение мн. веков. С принятием латыни в качестве языка литургии латинизация зап. общин была завершена. Переход литургии на Л.я. не означал, что повседневный язык внедрился в богослужение, это была продуманная стилизация, осн. на различных традициях; созданный в итоге литург. язык не всегда был легок для понимания, но сохранял сознание величия и святости, присущих богослужению.
Развитие куриального стиля. В процессе консолидации Зап. Церкви расширялись функции Рим. курии в качестве офиц. центра церк. администрации; формировавшийся в ней язык отличался от христ. разговорного языка; часто он следовал модели офиц. документов Рим. империи, унаследовав в т.ч. судебный стиль, украшенный акцентированными концовками и др. традиционными рим. стилистическими приемами. Куриальная латынь, которая в отличие от свободно развивавшегося языка первых поколений христиан была чрезвычайно консервативной, стала осн. источником языка канонического права.
Средневековая латынь и Каролингское возрождение. К концу раннехрист. периода при общем упадке культуры и образования церк. лат. традиция, казалось, могла прерваться. В это время получили распространение отступления от классических норм Л.я. (напр., придаточные предложения вместо инфинитивных конструкций при глаголах речи). Церк. Л.я. был спасен благодаря расцвету ирландско-англо-саксонской монастырской культуры в VII—VIII вв. и сохранению подлинной лат. преемственности в отд. частях Италии и Испании, прежде всего в Риме.
Богослужение на латыни было введено во всей Каролингской империи; Вульгата вошла во всеобщее употребление. Параллельно с развитием нац. языков сохранились, благодаря обучению на латыни, церковно-дух. и культ, связи народов Зап. Европы. Одновременно со стремлением сохранить традиции христ. латыни в Церкви не менее важной особенностью образования этого времени было изучение Л.я. античных авторов. Все это помогло сохранить связь с христ. прошлым и единство языка Церкви, а также обеспечить выживание античной и христ. лит-ры и заложить основы ср.-век. зап. Культуры.
Схоластическая латынь. В XIII в. греч. язык и философия снова оказали решающее влияние на лат. языковую практику. В это время под влиянием греч. филос. мысли латынь стала использоваться как специальный язык для формулирования абстрактных филос. и богосл. идей; зачастую для передачи греч. термина образовывались лат. неологизмы (напр., quidditas— чтойностъ, чтотость — у Фомы Аквинского, haecceitas— этостъ — у Дунса Скота и др.). Универсальная латынь Средневековья стала особым философско-богосл. языком, который процветал в школах (в т.ч. и как разговорный).
Латынь в эпоху Возрождения. Итал. Возрождение оказало значительно большее влияние на пластические искусства и внеш. формы (напр., на церемониал папского двора), чем на языковую традицию. Стремление итал. гуманистов возродить классическую латынь дохрист. эпохи оставило весьма немногочисл. следы в церк. Л.я., в частности в куриальном стиле. В сакральной поэзии предпринимались попытки заменить раннехрист. традицию на классические античные формы. Гуманист Пьетро Бембо призывал Папу Льва X возродить «блистательный стиль лучших времен». Однако Папа предпочел сохранить литург. наследие первых веков христианства. Попытки «исправить» Л.я. рим. проповеди вызвали критику Эразма Роттердамского, который в трактате Цицерониан выступил в защиту раннехрист. и литург. языковой традиции Церкви. Лишь в одном случае ренессансные нововведения одержали верх над наследием первых веков христианства: сторонники классического направления переделали по античным образцам некоторые гимны бревиария. Хотя эта реконструкция, не соответствовавшая ритмической структуре и языковым формам раннехрист. традиции, подверглась критике (оппоненты сетовали: «Accessit latinitas et recessit pietas» — «Улучшается латынь, уменьшается благочестие»), новая редакция бревиария была утверждена буллой Папы Урбана VIII Divinam psalmodiam.
Латынь в настоящее время. В нач. XX в. богослужебные тексты, используемые в Католической Церкви, стали переводиться на нац. языки, хотя до 1969 богослужения рим. обряда совершались на Л.я. II Ватиканский собор в дек. 1963 принял конст. iSacrosanctum Concilium,в которой, в частности, идет речь о взаимоотношениях Л.я. и нац. языков в церк. практике. Напр., при переходе в литургии преимущественно на нац. языки необходимо заботиться о том, чтобы католики «умели совместно произносить и петь, причем также и по-латыни, предназначенные им неизменяемые части чина мессы. » (п. 54). После проведения литургической реформы все богослужения в Католической Церкви стали совершаться, как правило, на нац. языках. На Л.я. служится папская месса (в большинстве случаев), а также воскресные мессы в некоторых кафедр, соборах и др. крупных катол. храмах (в числе месс на др. языках); кроме того, во время торжественных богослужений часто исполняются традиционные песнопения на Л.я. (Sanctus, Pater noster, Ave Maria и др.). Богослужения на Л.я. совершаются в общинах, которые сохранили, с согласия Св. Престола, тридентский чин мессы (напр., в Братстве св. Петра).
В дек. 1998 префект Конгр. вероучения кард. Й. Ратцингер в интервью итал. журналу Lo Statoотметил важность сохранения Л.я. в жизни Церкви. Преподавание Л.я. входит в учебную программу катол. семинарий и мн. др. учебных заведений Католической Церкви.
На Л.я. издаются важнейшие церк. документы. Так, новый Катехизис Католической Церкви, первоначально изданный на франц. яз. и переведенный на ряд др. языков (в т.ч. русский), в 1997 вышел в лат. версии, которая стала нормативной для последующих изданий этого документа на нац. языках, в частности для 4-го рус. издания ККЦ в 2002.
В наст. время осн. научно-исследовательскую работу в области церк. Л.я. проводит Папский высший ин-т лат. языка (Pontificium Institutum Altioris Latinitatis). Он учрежден апост. конституцией Veterum Sapientia(ст. 6) Папы Иоанна XXIII и утвержден motu proprioПапы Павла VI Studia Latinitatisот 22.02.1964. Ин-т находится под патронажем Конгр. катол. образования и с 4.06.1971 включен в состав Папского Салезианского ун-та как ф-т христ. и классической лит-ры. Офиц. издание ин-та — журнал Latinitas.Кроме того, существует еще неск. междунар. журналов, занимающихся вопросами совр. Л.я. (напр., Vita Latina).
Источник: Католическая Энциклопедия. М., 2005. Т 2. С. 1552-1559.
На каком языке велось богослужение в западной церкви
Чтобы понять, что такое Англиканская церковь — хотя бы как определенная церковная общность со своей историей и своими отличительными особенностями, — нам нужно обратиться к XVI в., к эпохе Реформации в Западной Европе. В то время возникло и широко распространилось сопротивление власти Католической церкви, которое сопровождалось общим ощущением, что произошло отчуждение церкви и папы не только от глубочайших духовных нужд людей, но и от фундаментальной реальности Евангелия Христова. Эта отрицательная реакция приняла различные формы. В некоторых местах церковные критики были готовы остаться в пределах Римской церкви и пытаться изменить ситуацию изнутри. В других (например, в Шотландии) их сопротивление было гораздо более радикальным и привело к созданию новых форм церковной организации и богословия, которые резко отличались от традиционных. Этих критиков часто поддерживали и светские лидеры, у которых были свои причины желать освобождения от подавляющей власти Католической церкви, чтобы затем создать независимые национальные государства.
В Англии это движение приняло особую форму. Политический контекст определялся тем, что король Генрих VIII страстно желал жениться во второй раз и нуждался для этого в разрешении папы; не получив такого разрешения, он решил разорвать свои отношения с Римом и произвести государственную реформу, создав чисто английские институции, включая и новую государственную церковь. Свою роль сыграли и другие политические и религиозные факторы, однако в целом Реформация в Англии была менее идеологизированной, чем в других странах. Несмотря на влияние радикальных идей таких лидеров Реформации, как Лютер и Кальвин, а также долгие и горячие споры о том, в каком направлении следует идти, реакция английской церкви была в целом гораздо более консервативной. Церковь Англии сохранила многие старые религиозные формы: она продолжила апостольское преемство, рукополагая епископов, священников и диаконов; ее литургия осталась в большей степени «католической», чем богослужение кальвинистских церквей; ее богословие — сакраментальным. От Реформации она восприняла такие черты, как акцент на необходимости совершать богослужение на языке, понятном обыкновенным людям, и важности участия в нем мирян, а также на особой значимости библейских чтений и проповеди. Две наиболее значительные книги XVII в., которые обозначили особый характер английской церкви как одновременно «католической и реформатской», — это английский перевод Библии, опубликованный в 1611 г. под эгидой короля Якова I (King James’s Bible), и Книга общих молитв (Book of Common Prayer), завершенная в 1662 г., которой было суждено неизменно сохранять свое влияние на характер английской церкви в течение почти трех столетий.
Однако, хотя в XVI в. оформилась та особая община, которая именуется «Церковью Англии», англикане настаивают на том, что это ни в коем случае не была «новая» или «ранее не существовавшая» церковь. Христианство существовало в Британии скорее всего со II в. То, что произошло в XVI в., было лишь одним из процессов обновления (хотя и исключительно важным) в ее долгой и славной истории. Англикане прослеживают свое преемство — через Реформацию XVI столетия и Средние века — до ранних англосаксонских и кельтских святых: таких, как Беда, Кутберт, Колумба, а также первомученик британский Албании, который пострадал, предположительно, в начале IV в. Эта преемственность всегда была столь же важной, как и реформа. Сегодня многие англиканские общины совершают богослужения в храмах, которым более тысячи лет, и чувствуют свое единство со своими предшественниками первых веков христианской веры. Британия и Ирландия полны видимых свидетельств их христианской древности, и невозможно понять англиканский менталитет, забывая, что христианство имеет в Британии очень долгую историю.
Это чувство преемственности, убежденность в том, что Англиканская церковь есть просто часть древней вселенской Церкви Христовой, проявляется по-разному. Некоторые англикане поддерживают тесные, активные и дружеские связи с Католической церковью: они стараются исцелить раны, которыми отмечены трудные отношения между Церковью Англии и Римской церковью; они радуются, когда видят знаки, свидетельствующие о возможности воссоединения, и печалятся, когда этот процесс замедляется или заходит в тупик. Для других англикан особенно важным являются взаимоотношения с православными: они обнаружили у восточных Отцов такой подход к христианской вере и духовному ученичеству, который кажется им очень близким, очень «англиканским», и они стараются убедить своих собратьев в том, что между православием, с одной стороны, и англиканством и современным миром, с другой, существует особое соответствие, несмотря на очевидный языковой и культурный разрыв, который нередко препятствует западным христианам принять православное свидетельство всерьез. Оксфордский университет уже долгое время является важным центром патриотических исследований. Есть и такие англикане, для которых «преемственность» означает обнаружение англиканских корней прежде всего в верности Священному Писанию, поэтому они в большей степени склонны рассматривать себя как протестантов, чем как католиков или православных, и ощущают свою особую близость с братьями-протестантами в других церквах. Но даже и они признают, что англиканский протестантизм весьма отличен от других форм протестантизма, ибо как бы ни было важно для англикан знание Писания и личное восприятие Богом дарованного прощения и исцеляющей благодати, это знание и это восприятие все же некоторым образом контекстуализировано и включено в литургическую и иерархическую структуру церкви.
Вплоть до второй половины XVIII в. существовала только одна Англиканская церковь с центром в Англии, которая, однако, имела своих членов в различных частях Британских островов и за их пределами. Ее официальным главой — после Христа — был правящий монарх. Однако затем, в основном благодаря распространению по всему миру британских поселений — торговых, военных, исследовательских, миссионерских, стало появляться множество церковных ответвлений — практически во всех уголках света, где были англоязычные жители. Одним из поворотных событий стало посвящение первого американского епископа в 1784 г. Англиканские общины возникли также в Канаде, Индии, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африке и по всей Британской империи. В настоящее время существует множество таких англиканских общин во всем мире. Только в Британии и Ирландии — четыре отдельных Англиканских церкви. Согласно неизбежно приблизительным данным статистики, в мире около 70 миллионов англикан, объединенных в 35 самоуправляющихся церквей, действующих в 164 странах. Таким образом, Англиканская церковь является хотя и не самой многочисленной, но во всяком случае — после Католической церкви — наиболее широко распространенной и многонациональной конфессией. Многие англикане живут в «третьем мире», или в «развивающихся» странах, где Англиканская церковь нередко переживает рост (тогда как в Англии в течение нынешнего столетия наблюдается постоянное, хотя и не равномерное, сокращение числа ее членов). Каждая отдельная Англиканская церковь является автономной, однако пребывает в общении с другими англиканскими общинами, разделяя с ними одну общую историю, одни и те же богословские и экклезиологические принципы и тот же характерно англиканский подход к решению возникающих проблем. Эти церкви имеют свои управляющие органы, свои литургические тексты и вносят свой особенный вклад во всемирное церковное сообщество, сохраняя свой собственный взгляд на вещи. Иногда эти различия между ними оказываются весьма значительными. Так, в качестве недавнего примера можно привести проблему рукоположения женщин в священный сан, которая создала напряженность в межобщинных отношениях внутри англиканского сообщества; однако, судя по всему, эта проблема вскоре будет окончательно разрешена. По существу, Англиканская церковь — это семья церквей, и в этом смысле она испытывает как внутренние напряжения, так и чувство взаимной поддержки, как это вообще бывает в семьях. Представители всех англиканских церквей регулярно собираются на Ламбетские конференции (раз в десять лет) и другие съезды. Существует Англиканский консультативный совет с постоянным секретариатом, задачей которого является координация взаимоотношений между церквами — членами англиканского сообщества. Это позволяет обмениваться идеями и нередко выступать единым фронтом. Однако, хотя архиепископ Кентерберийский и занимает особое почетное место в сообществе, каждая церковь является независимой и самоуправляющейся общиной.
Различиям, которые существуют между отдельными англиканскими церквами, соответствует и многообразие внутри каждой из них. Это традиционно «широкая церковь». В силу исторических причин Церковь Англии вынуждена была принять многообразие, хотя и не стремилась к этому. Она постепенно привыкла к мысли, что христиане расходятся, и часто очень существенно, в вопросах веры и поведения. В разные периоды на протяжении последних трех столетий в церкви доминировала то одна, то другая группа: евангелики, «католики» или либералы, — но и остальные продолжали существовать, внося свой особый вклад во внутрицерковные дискуссии и в церковную жизнь в целом. Внешние проявления этого разнообразия могут обескураживать, и наблюдатель недоумевает, кто же «настоящие» англикане? Какая форма церковности является «подлинно» англиканской? Претендовать на это может каждая из партий, однако истина скорее всего в том, что они все являются «подлинно» англиканскими. Причина же в том, что быть англиканином — это, помимо всего прочего, значит принадлежать к такой церкви, для которой характерно разнообразие — вплоть до расхождения во взглядах. Создается впечатление, что Англиканская церковь всегда находится на грани самораспада; и действительно, время от времени отдельные ее члены и группы покидают ее и реализуют свое понимание христианского призвания в другой церкви, которая не кажется столь болезненно пестрой. Тем не менее церковное тело продолжает существовать как целое. Его приверженцы верят, что этот факт — существенный богословский урок: Англиканская церковь часто склонна рассматривать себя самое — быть может, несколько наивно, но не без оснований — как образец (несовершенный, но значимый) для будущего, модель того, как христианская церковь может выжить и даже процветать, объединяя столь разных мужчин и женщин, которые обладают различными, Богом данными способностями и интуициями и по-разному работают ради Его Царства, восполняя друг друга и созидая Церковь, избегающую обеих крайностей — как тирании сверху, так и анархии снизу.
Эта способность — и даже приверженность — англикан к тому, чтобы включать в себя многообразие, сочетается у них с готовностью быть терпимыми к своим братьям-христианам. Толерантность была важной отличительной чертой (вызванной к жизни практической необходимостью) и британской политической жизни в тот же самый период. Историческое возникновение Англиканской церкви до известной степени параллельно появлению в Британии парламентской демократии. Терпимость и уважение к индивидуальным правам и обязанностям утверждались одновременно. Положительной стороной этой терпимости является уважительное и полное любви признание того факта, что богатство Христовой истины не может принадлежать какой-либо одной группе верующих. Отрицательная сторона — и критики Англиканской церкви не перестают указывать на это — выражается в размывании существенных пунктов вероучения, неспособности достаточно энергично и единодушно утвердить основные, не поддающиеся дискутированию составляющие христианской веры. Не-англикане нередко приходят в замешательство, будучи шокированы той свободой, которая позволяет мирянам и даже клирикам Англиканской церкви придерживаться таких взглядов и высказывать такие мысли, которые представляются вполне чуждыми традиционному учению Церкви. Многие традиционно настроенные англикане недовольны степенью этой свободы. Однако в пользу сохранения этой свободы указывают обычно на то, что важно искать новые способы выражения христианской истины и новые пути реализации христианских принципов в стремительно меняющемся мире. Англикане были среди пионеров критического исследования Библии, и многие из них стали авторитетными специалистами в области нравственного богословия и философии религии — то есть в дисциплинах, которые в особенности требуют открытости к тому, что в ином контексте говорят другие, а также способности интерпретировать эти высказывания. Если другие церкви могут лучше сохранять христианскую истину, то англикане подчас претендуют на то, что они с большим успехом осуществляют ее в жизни. Открытость к иному, отличному предполагает и открытость к новому: в последнее время в Англиканской церкви произошло то, что называется (довольно неопределенно) «новым открытием Святого Духа» и новым осознанием, что Бог всегда жив и ведет Свой народ к новому пониманию и к новым способам свидетельствования о Нем в мире.
Via media: средний путь
С терпимостью и многообразием тесно связана и другая характерная особенность англиканства, которую одни рассматривают как недостаток, а другие — как позитивный момент: стремление избегать крайностей в богословии, в церковном устройстве и в богослужении. Отличительной чертой англикан является сдержанность. Даже те среди англикан, кто имеет репутацию «экстремистов», кажутся достаточно мягкими в сравнении с представителями крайних направлений в других церквах. Является ли это просто трусостью? Или свидетельствует о незаинтересованности судьбой христианской истины? Чем является эта склонность к компромиссу — силой или слабостью? Многие англикане сказали бы, что желание избежать крайностей — это больше, чем только недостаток темперамента. Оно отражает особый богословский подход, который заставляет всерьез отнестись к глубоко таинственному существу Бога, равно как и, с одной стороны, к нашей собственной ограниченности, а с другой — к значимости опыта других людей. Сами англикане обычно хорошо сознают опасности этого подхода к Божественной истине и всячески стараются избежать излишней «мягкотелости» и «срединности». Однако внешнего наблюдателя этот англиканский путь нередко ошеломляет и раздражает.
Одним из важных изменений, которые принес нынешний век, стало все более значимое участие мирян в жизни Церкви — в богослужении и церковном управлении. С одной стороны, это было естественным развитием основополагающей идеи Реформации, согласно которой каждому индивидууму открыт непосредственный доступ к Богу (без абсолютной необходимости в священнике, хотя священники, безусловно, полезны и важны во многих отношениях). С другой стороны, это было церковным отражением общей демократизации жизни в секулярном мире. Будучи по своему статусу государственной церковью, Церковь Англии всегда была подвержена мирским влияниям: ее светский глава — мирянин (король или королева), и все решения относительно церкви подлежат утверждению парламентом. Однако вовлеченность мирян в церковную жизнь в последние годы стала принимать новые формы, начиная с приходского уровня. (Современное богослужение также ориентировано на участие мирян, как мы увидим позднее.) В каждом диоцезе и в Генеральном Синоде (высшая принимающая решения инстанция в Церкви Англии), наряду с епископами и другими клириками, есть представители мирян. В настоящее время расширяется свобода церкви в принятии собственных решений. Часть англикан хотели бы видеть полное отделение церкви от государства; другие считают, что эта историческая связь и сегодня сохраняет свою значимость и полезность. Во всяком случае англикане стоят перед необходимостью выработки путей реализации своей новой свободы, не отказываясь от традиционной ответственности перед нацией в целом, которую всегда чувствовала Церковь Англии. Последняя не обладает монополией в английской религиозной жизни и действует вместе с другими конфессиями; однако ее история и видимое присутствие во всех уголках страны придают ей особую роль. Церковь Англии не получает государственных субсидий, а поэтому источником средств для выплаты жалованья священнослужителям и финансирования различных церковных программ являются сами ее члены.
Другие конфессии и религии
Англикане участвуют в экуменических или межконфессиональных диалогах на всех уровнях — от консультаций с православными, католиками, лютеранами и реформатами до совместного с другими общинами использования храмовых зданий и особых совместных служений, в которых принимают участие священнослужители разных церквей. Многие православные общины в Великобритании совершают богослужения в англиканских храмах. Хотя Англиканская церковь не находится в общении с Православной и Католической церквами, она вовлечена в работу, направленную на воссоединение церквей, как на официальном, так и неофициальном уровне. На уровне местных общин англикане практикуют так называемое «евхаристическое гостеприимство», приветствуя и принимая любого крещеного члена других церквей, который желает вступить с ними в евхаристическое общение. Англикане также принимают активное участие в неофициальных экуменических организациях. Содружество св. Албания и преп. Сергия, основанное в 1928 г., — один из таких примеров, свидетельствующих о стремлении англикан вступить в общение со своими братьями-христианами из других традиций. В настоящее время членами Содружества являются представители основных христианских конфессий. Усиливающееся присутствие в Великобритании и других странах значительных нехристианских религиозных общин побудило Англиканскую церковь к участию и в межрелигиозном диалоге. Многие британские церковные школы находятся в районах, где существуют большие общины иммигрантов — мусульман, индусов или сикхов, и это вызвало интересные дискуссии, касающиеся содержания религиозного образования и смысла религиозных церемоний, совершаемых обычно в начале школьного дня.
Обычная англиканская воскресная служба — это литургия (евхаристия, святое причащение). Она совершается на понятном для прихожан языке: в течение нынешнего столетия в Англии появилось несколько обновленных версий евхаристической литургии, так что большинство общин к настоящему времени уже привыкли участвовать в богослужении, языком которого является современный английский. В дополнение к традиционному церковному пению, в котором участвует все собрание, теперь используется и вновь написанная музыка: литургическое обновление является одной из характерных черт современной церковной жизни, по крайней мере в последние три десятилетия. В качестве одного из важнейших элементов богослужения рассматривается проповедь (хотя, как правило, она довольно коротка, за исключением общин, близких реформатской, то есть кальвинистской, традиции), преследующая образовательные и назидательные цели. Участие мирян в литургии распространяется на чтение ими некоторых библейских текстов, а также — часто — возглавление общинных ходатайственных молитвословий. Иногда миряне допускаются как помощники к участию в акте преподания евхаристических хлеба и вина. Почти все крещеные, посещающие евхаристическое богослужение, причащаются за каждой литургией. Причащение преподается раздельно под двумя видами — хлеба и вина, причем причащающиеся принимают его или преклонив колени перед барьером, отделяющим алтарь, или стоя на своем месте. Англиканская церковь не настаивает на каком-либо одном теоретическом определении таких вопросов, как природа изменения, которое претерпевают хлеб и вино, или иначе — реального присутствия Христа в них; однако предполагается, что к Святым Дарам необходимо относиться с благоговением. (Подобная же сдержанность, отказ от четких вероучительных формулировок сохраняется и по отношению к Деве Марии — Ее месту в Церкви и в мире.) В последние годы имела место дискуссия по вопросу о роли конфирмации (миропомазания) в сакраментальной практике Церкви. Традиционно англикане принимают крещение в младенческом возрасте, а конфирмацию много позже — в возрасте 10-15 лет — и только после этого допускаются к причастию. Теперь этот обычай изменился, так что во многих приходах детей причащают до совершения конфирмации. Другим новшеством стало одновременное совершение таинства крещения и конфирмации над теми, кто не был крещен в детстве (такие случаи весьма многочисленны по причине усиливающейся секуляризации во всем мире, и в особенности в западном обществе). В Церкви также поощряется практика изучения Библии, и многие приходы устраивают для этого регулярные групповые занятия, особенно в предпасхальный и предрождественский периоды.
Что является основой англиканской веры? Недавнее заявление (Ежегодник Церкви Англии: 1995) гласит:
«Англиканские церкви исповедуют и провозглашают кафолическую и апостольскую веру, основанную на символах веры и Писании, истолкованную в свете христианской традиции, богословского исследования и разума. Следуя учению Иисуса Христа, церкви посвящают себя возвещению новозаветной Благой вести всему творению.
Через крещение во имя Отца, и Сына, и Святого Духа личность становится единой со Христом и вступает в Церковь.
Центром богослужения для англикан является совершение евхаристии. В этом приношении молитвы и хвалы осуществляется воспоминание жизни, смерти и воскресения Христа — посредством провозглашения Слова и совершения таинства».
Другими словами, нет простого понятного ответа на вопрос: что является основой англиканской веры? Характерно англиканский путь постижения истины Бога — через «проверки и противовесы»: благоговейно отдавать должное традиционным изложениям веры и решениям ранних церковных соборов, но вместе с тем сознавать, что они могут ошибаться и что новые поколения христиан не должны препятствовать Святому Духу сообщать народу Божию Божественную Истину лишь Ему ведомыми путями; исследовать Писание с тщательностью и послушанием, но при этом признавать, что его смысл часто неясен и что Бог ожидает от нас использования всех Богом данных способностей разума и понимания для того, чтобы, с молитвой, выявить то, что Он желает нам сообщить; принимать во внимание достижения современных наук, прозрения философов, художников и писателей, чувства, интуиции и догадки, живущие в сердцах обыкновенных людей — церковных и нецерковных, но в то же время понимать, что в светской культуре различные идеи и парадигмы приходят и уходят с головокружительной быстротой, а поэтому не давать им поработить себя — и все же относиться к ним с симпатией, открытостью и уважением. Однозначного теоретического ответа нет, но он видится в перспективе «крещения, богопоклонения, свидетельства». Англикане ожидают раскрытия истины Божией по мере того, как они будут преуспевать в христианской жизни.
В этом смысле англиканский путь имеет по преимуществу прагматический, или практический, характер. Безусловно, здесь есть свои опасности. В худшем случае он может приводить к сугубо моралистическому типу христианства с присущей ему погоней за добрыми делами, которая по существу подменяет собой благоговейное восприятие благодати и мудрость, открывающуюся в молитве, — основные признаки христианской жизни. Однако англикане сознают эту опасность, о чем свидетельствует их богослужение — наиболее эффективное средство против морализаторского искажения Евангелия.
Но помимо этого они могут сказать, что этика — важна. Особенностью Англиканской церкви всегда была активная работа в обществе, в котором она жила; это касается деятельного церковного присутствия в школах, больницах, тюрьмах, социальных учреждениях, органах управления — местных и национальных. Согласно англиканскому пониманию «благочестие», которое не проявляется в добрых деяниях, сомнительно по своему существу. Поэтому в течение столетий, начиная с XVI в., англикане дискутируют по поводу роли монашеской жизни и духовности в Церкви. Монашеские общины существуют, и в некотором смысле их значимость не подвергается сомнению среди англикан. Но поскольку само возникновение Англиканской церкви связано с реакцией против средневекового церковного «разложения» (как это тогда воспринималось), монашеский идеал был подвергнут критическому анализу: необходимо было убедиться в том, что монашество может быть подлинным, что оно оправдывает свое существование. В силу этих исторических причин, усиленных вообще весьма практическим подходом к жизни, англикане не рассматривают монашество как самоочевидное явление в Церкви, в отличие, скажем, от католиков или православных. Однако лишь очень немногие склонны ставить под вопрос значимость жизни, посвященной молитве.
В последнее время среди англикан, как и среди других западных христиан, снова отмечается рост интереса к духовной жизни. Резко увеличился спрос на соответствующую литературу (в том числе православную). Среди книг, привлекающих особое внимание, можно указать, например, на аскетические сочинения восточнохристианских Отцов. Вместе с тем большой интерес вызывают также и фундаментальные религиозно-философские вопросы. Поколение, которое очевидным образом потеряло веру отцов, все еще обнаруживает готовность биться над теми вопросами, которые поставило христианство. Если появляется довольно много книг отрицательного характера, то есть выступающих против традиционных религиозных формулировок, то немало и таких, которые следует рассматривать скорее как честный поиск путей к новым способам выражения христианского вероучения (при этом, однако, используется язык, который может показаться чуждым и опасным). Помимо несомненных потерь, которые понесла Церковь в ходе секуляризации, распространения безбожия и сокращения числа своих прихожан — включая и материальные потери, которые отрицательно сказываются, например, на возможности поддерживать и сохранять храмы, — необходимо отметить в этом процессе и некоторые положительные моменты: не последним является в этом смысле стремление быть «честным перед Богом» (если вспомнить заглавие знаменитой книги, написанной англиканским епископом в 1960-е годы [ John Robinson. Honest to God. L., 1963; рус. пер. – М., 1993 ]), а не притворяться верующим или просто для видимости выказывать свою приверженность Церкви. Типичный современный англиканин скорее будет сохранять довольно слабую, но подлинную веру, вместе с чувством ее реальной, практической значимости, чем на словах поддерживать весь набор эзотерических догм, которые, как кажется, не имеют никакого отношения к действительности. В своей внутренней, молитвенной жизни, пользуясь одним из официально одобренных молитвенников, он сталкивается с сущностью христианской веры и вдохновляется на поиски своего пути к более полной реализации этой веры в своей совести и своей жизни. В последние полвека в Англиканской церкви — в Великобритании и других странах — произошли значительные изменения, и трудно сказать, что ждет ее в этом смысле в ближайшие десятилетия. Однако настоящие заметки о ее прошлом и настоящем могут дать некоторые сведения о том, в каком направлении она будет развиваться в будущем — во взаимодействии с братьями-христианами из других традиций, среди которых и особо близкие ей друзья — православные христиане.
Об авторе: Гордон Кендал – англиканский священник в Лондоне, секретарь православно-англиканского Содружества св. Албания и преп. Сергия в 1992-1999 гг.
Статья опубликована в книге: Соборность. Сборник избранных статей из журнала Содружества св. Албания и преп. Сергия Sobornost. М.: 1998.
Третьяков А.В. Что происходит с Англиканской Церковью? К интронизации нового Архиепископа Кентерберрийского Роуэна Уильямса
Василий Чернов. Возможен ли раскол в англиканской Церкви? Каким будет взгляд нового Архиепископа Кентерберийского на современные проблемы англиканской Церкви?